Главная › Новости

Вторая Мировая Война » Алексиевич Светлана

Опубликовано: 01.09.2018

СОРОКИН У АЛЕКСИЕВИЧ

Нобелевская речь Светланы Алексиевич: истории одной утопии

Меня интересует маленький человек. Маленький большой человек, так я бы сказала, потому что страдания его увеличивают. Он сам в моих книгах рассказывает свою маленькую историю, а вместе со своей историей и большую. Что произошло и происходит с нами еще не осмысленно, надо выговорить. Для начала хотя бы выговорить. Мы этого боимся, пока не в состоянии справиться со своим прошлым.

Последние свидетели

Слышу через окно папин голос и не могу поверить: неужели это папа? Не верилось, что я могу увидеть папу, мы привыкли его ждать. Для нас давно папа был тем, кого надо ждать и только ждать. В школе в тот день сорвались занятия — все пришли посмотреть на нашего папу. Это был первый папа, который приехал с войны. Еще два дня мы с сестрой не занимались, к нам без конца подходили.

Страшно остаться одному

До меня не доходило, что отец больше не встанет, и вот так в пыли, на дороге, я его должен бросить. На нем нигде не было крови, он просто молча лежал. Меня от него оттянули силой, но много дней я шел и оглядывался, ждал — отец меня догонит. Просыпался ночью. Просыпался от его голоса. Я не мог поверить, что отца больше у меня нет. Так остался я один и в одном суконном костюме.

Недетское

Вышли фильмы о битве под Сталинградом и под Москвой, так мы по пятнадцать-двадцать раз их смотрели. Фильмы показывали в школе, специального кинозала не было, показывали в коридоре, а мы сидели на полу. По два-три часа сидели. Я запоминала смерть. Мама меня за это ругала. Советовалась с врачами, почему я такая.

Запах войны

Мы сдали последний экзамен. Это был июнь, а май и июнь в сорок первом были холодные. Если у нас сирень цветет где-то в мае, то в тот год она цвела в середине июня. И вот начало войны у меня всегда связано с запахом сирени. С запахом черемухи. Эти деревья всегда пахнут мне войной.

Тогда я не плакала

Дают задание: идти посмотреть, кого сегодня будут вешать. Идешь по улице, видишь: уже готовят веревку. Плакать нельзя, задержаться лишнюю секунду нельзя, потому что везде шпики. И сколько надо было, нехорошее тут слово — мужества, сколько надо сил душевных, чтобы молчать. Без слез пройти мимо.

Выйдем ли живыми из этого ада?

Осталась я жива чудом. Спасли меня люди, которые хотели отблагодарить моего отца. Мой отец — врач, по тем временам это было великое дело. Меня вытолкнули из колонны, вытолкнули в темноте, когда нас вели на расстрел. А я ничего не помнила от боли, шла, как во сне. Шла, куда вели. Потом везли. Привезли домой, я вся была в ранах, сразу высыпала нервная экзема. Я даже голоса человеческого слышать не могла. Услышу — сразу мне больно.

Война отняла у меня мою любовь

Он погиб. Погиб мгновенно. Мне передали, что их привезли, я прибежала. Я его обняла, я не дала его забрать. Хоронить. В войну хоронили быстро: днем погиб, если бой быстрый, то сразу собирают всех, свозят отовсюду и роют большую яму. Засыпают. Другой раз одним сухим песком. И если долго на этот песок смотреть, то кажется, что он движется. Дрожит. Колышется этот песок. Потому что там. Там для меня еще живые люди, они недавно были живые.

Две войны

Страх перед мирной жизнью. Подружки институты успели окончить, а кто мы? Ни к чему не приспособленные, без специальности. Все, что знаем – война, все, что умеем, – война. Хотелось скорее отделаться от войны. Из шинели быстренько сшила себе пальто, пуговицы перешила. На базаре продала кирзовые сапоги и купила туфельки. Надела первый раз платье, слезами обливалась.

У войны не женское лицо

Самое трудное, помню, было подняться по тревоге и собраться за пять минут. Сапоги мы брали по размеру на один-два номера больше, чтобы не терять времени, быстро собраться. За пять минут надо было одеться, обуться и встать в строй. Были случаи, что в сапогах на босую ногу в строй выбегали. Одна девчонка чуть ноги себе не отморозила. Старшина заметил, сделал замечание, потом учил нас портянки крутить. Станет над нами и гудит: «Как мне, девоньки, сделать из вас солдат, а не мишени для фрицев?» Девоньки, девоньки.